Неточные совпадения
Но, вспомнив о безжалостном ученом, Самгин вдруг, и уже не умом, а всем существом своим, согласился, что вот эта плохо сшитая ситцевая кукла и есть самая подлинная
история правды добра и правды зла, которая и должна и умеет говорить о
прошлом так, как сказывает олонецкая, кривобокая старуха, одинаково любовно и мудро о гневе и о нежности, о неутолимых печалях матерей и богатырских мечтах детей, обо всем, что есть жизнь.
— Философствовал, писал сочинение «
История и судьба», — очень сумбурно и мрачно писал.
Прошлым летом жил у него эдакий… куроед, Томилин, питался только цыплятами и овощами. Такое толстое, злое, самовлюбленное животное. Пробовал изнасиловать девчонку, дочь кухарки, — умная девочка, между прочим, и, кажется, дочь этого, Турчанинова. Старик прогнал Томилина со скандалом. Томилин — тоже философствовал.
«Оффенбах был действительно остроумен, превратив предисловие к «Илиаде» в комедию. Следовало бы обработать в серию легких комедий все наиболее крупные события
истории культуры, чтоб люди перестали относиться к своему
прошлому подобострастно — как к его превосходительству…»
«Как это глубоко, исчерпывающе сказано: революцию хоронят! — думал он с благодарностью неведомому остроумцу. — Да, несут в могилу
прошлое, изжитое. Это изумительное шествие — апофеоз общественного движения. И этот шлифующий шорох — не механическая работа ног, а разумнейшая работа
истории».
— Я не склонен преувеличивать заслуги Англии в
истории Европы в
прошлом, но теперь я говорю вполне уверенно: если б Англия не вступила в бой за Францию, немцы уже разбили бы ее, грабили, зверски мучили и то же самое делали бы у вас… с вами.
— Господа! — кричал бритый. — «Тяжелый крест достался нам на долю!» Каждый из нас — раб, прикованный цепью
прошлого к тяжелой колеснице
истории; мы — каторжники, осужденные на работу в недрах земли…
— Старый вор Тычков отмстил нам с тобой! Даже и обо мне где-то у помешанной женщины откопал
историю… Да ничего не вышло из того… Люди к
прошлому равнодушны, — а я сама одной ногой в гробу и о себе не забочусь. Но Вера…
Я живу в
прошлом и будущем
истории моего народа,
истории человечества и
истории мира.
Лучше отпустить десять виновных, чем наказать одного невинного — слышите ли, слышите ли вы этот величавый голос из
прошлого столетия нашей славной
истории?
Я пишу не
историю своего времени. Я просто всматриваюсь в туманное
прошлое и заношу вереницы образов и картин, которые сами выступают на свет, задевают, освещают и тянут за собой близкие и родственные воспоминания. Я стараюсь лишь об одном: чтобы ясно и отчетливо облечь в слово этот непосредственный материал памяти, строго ограничивая лукавую работу воображения…
Неактуализированность сил русского народа в
прошлом, отсутствие величия в его
истории делаются для Чаадаева залогом возможности великого будущего.
Он думал, как и большая часть мысливших на тему — Россия и Европа, что в Европе начинается разложение, но что у нее есть великое
прошлое и что она внесла великие ценности в
историю человечества.
Консерваторам, обращенным к
прошлому, XVII век представляется органическим веком русской
истории, которому они хотели бы подражать.
Мысли Чаадаева о русской
истории, о
прошлом России выражены с глубокой болью, это крик отчаяния человека, любящего свою родину.
Прогрессисты понимают
историю как улучшение, как бесконечное совершенствование этого мира, уничтожение зла
прошлого и нарождение добра будущего.
— Гггааа! Что вы этим хотите сказать? То, что Москва сберегла свою физиономию; то, что по ней можно читать
историю народа; то, что она строена не по плану присяжного архитектора и взведена не на человеческих костях; то, что в ней живы памятники великого
прошлого; то, что…
Если каждый из нас попробует положить, выражаясь пышно, руку на сердце и смело дать себе отчет в
прошлом, то всякий поймает себя на том, что однажды, в детстве, сказав какую-нибудь хвастливую или трогательную выдумку, которая имела успех, и повторив ее поэтому еще два, и пять, и десять раз, он потом не может от нее избавиться во всю свою жизнь и повторяет совсем уже твердо никогда не существовавшую
историю, твердо до того, что в конце концов верит в нее.
Восставать против этого не значит ли вопиять против
истории, отказываться от своего
прошлого, от своего настоящего?
— И вдруг — эти неожиданные, страшные ваши записки! Читали вы их, а я слышала какой-то упрекающий голос, как будто из дали глубокой, из
прошлого, некто говорит: ты куда ушла, куда? Ты французский язык знаешь, а — русский? Ты любишь романы читать и чтобы красиво написано было, а вот тебе — роман о мёртвом мыле! Ты всемирную
историю читывала, а
историю души города Окурова — знаешь?
Вспомните прожитое
прошлое и ответьте по совести: не такова ли именно была
история всех наших"хороших слов"?
Во всяком случае, милая тетенька, и вы не спрашивайте, с какой стати я
историю о школьном карцере рассказал. Рассказал — и будет с вас. Ведь если бы я даже на домогательства ваши ответил:"тетенька! нередко мы вспоминаем факты из далекого
прошлого, которые, по-видимому, никакого отношения к настоящему не имеют, а между тем…" — разве бы вы больше из этого объяснения узнали? Так уж лучше я просто ничего не скажу!
Я рассказывал ей длинные
истории из своего
прошлого и описывал свои в самом деле изумительные похождения. Но о той перемене, какая произошла во мне, я не обмолвился ни одним словом. Она с большим вниманием слушала меня всякий раз и в интересных местах потирала руки, как будто с досадой, что ей не удалось еще пережить такие же приключения, страхи и радости, но вдруг задумывалась, уходила в себя, и я уже видел по ее лицу, что она не слушает меня.
Поэтому мне более нежели странно, что меня упрекают
прошлым, от которого я сам отвернулся с тех пор, как произошла эта
история с Феничкой!
— В
прошлый раз, когда мы были в сарае у старосты Прокофия, — сказал Буркин, — вы собирались рассказать какую-то
историю.
Люди, писавшие прежде о Мальтусе и пауперизме, принялись за сочинение библиографических статеек о каких-нибудь журналах
прошлого столетия; писатели, поднимавшие прежде важные философские вопросы, смиренно снизошли до изложения каких-нибудь правил грамматики или реторики; люди, отличавшиеся прежде смелостью общих исторических выводов, принялись рассматривать «значенье кочерги,
историю ухвата».
Впрочем, пора уже и расстаться нам с г. Жеребцовым. Читатели из нашей статьи, надеемся, успели уже познакомиться с ним настолько, чтобы не желать продолжения этого знакомства. Поэтому, оставляя в покое его книгу, мы намерены теперь исполнить обещание, данное нами в
прошлой статье: сделать несколько замечаний относительно самых начал, которые навязываются древней Руси ее защитниками и которые оказываются так несостоятельными пред судом
истории и здравого смысла.
Мыслящий русский — самый независимый человек в свете. Что может его остановить? Уважение к
прошлому?.. Но что служит исходной точкой новой
истории России, если не отрицание народности и предания?
Есть народы, жившие жизнью доисторической; другие — живущие жизнью внеисторическою; но, раз вступивши в широкий поток единой и нераздельной
истории, они принадлежат человечеству, и, с другой стороны, им принадлежит все
прошлое человечества.
Бросая ретроспективный взгляд на
прошлое нашего финансового учреждения и пробегая умственным взором
историю его постепенного развития, мы получаем в высшей степени отрадное впечатление.
Анна Петровна. Гм… Прошлогодняя
история… B
прошлом году соблазнил и до самой осени ходил мокрой курицей, так и теперь… Дон-Жуан и жалкий трус в одном теле. Не сметь пить!
Войницев. Литература и
история имеет, кажется, более прав на нашу веру… Мы не видели, Порфирий Семеныч,
прошлого, но чувствуем его. Оно у нас очень часто вот тут чувствуется… (Бьет себя по затылку.) Вот вы так не видите и не чувствуете настоящего.
Впервой книжке «Чтений», издаваемых императорским Московским Обществом
Истории и Древностей, 1867 года, помещены доставленные почетным членом этого Общества, графом В. Н. Паниным, чрезвычайно любопытные сведения о загадочной женщине, что в семидесятых годах
прошлого столетия, за границей, выдавала себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны, рожденную от законного брака ее с фельдмаршалом графом А. Г. Разумовским.
Она все время мазурки проговорила со мною про корпус, интересовалась нашею
историею, нашею
прошлою жизнью и наконец, заговорив о моих планах на будущее, сказала, что мне еще необходимо много учиться.
В настоящем человек не чувствует полноты времени, и он ищет её в
прошлом или будущем, особенно в переходные и мучительные периоды
истории.
Можно уничтожить разного рода несправедливости и порабощения
прошлого, можно уничтожить то, что принадлежит историческому времени, но нельзя уничтожить того, что принадлежит времени экзистенциальному, можно уничтожить
историю, но нельзя уничтожить метаисторию.
В
прошлой истории человечества война бывала обнаружением хаоса, но бывала и борьбой против хаоса и преодолением хаоса, источником образования больших исторических тел с великими культурами.
Теркин слушал его, опустив немного голову. Ему было не совсем ловко. Дорогой, на извозчике, тот расспрашивал про дела, поздравил Теркина с успехом; про себя ничего еще не говорил. «
История» по акционерному обществу до уголовного разбирательства не дошла, но кредит его сильно пошатнула. С
прошлого года они нигде не сталкивались, ни в Москве, ни на Волге. Слышал Теркин от кого-то, что Усатин опять выплыл и чуть ли не мастерит нового акционерного общества.
Когда Бенни впервые попал в редакцию, я почти ровно ничего не знал об его
прошлом. И Лесков и Воскобойников (уже знакомый с Бенни) рассказывали мне только то, что не касалось подпольной его
истории.
Монархия в
прошлом играла и положительную роль в русской
истории, она имела заслуги.
Философия
истории Чаадаева была восстанием против русской
истории, против русского
прошлого и русского настоящего.
В
прошлом году она должна была сделать выговор двум англичанам-приятелям. Они вздумали бросать хлебные шарики с одного конца стола на другой. А иногда ни с того ни с сего обидятся и что-нибудь скажут грубое, немцы вспылят. Без ее вмешательства выходили бы
истории. То ли дело Пирожков!.. Говорит умно, тихо… il a toujours un petit mot pour rire [он всегда найдет чем рассмешить (фр.).].
Маркс, поскольку он стоял на эволюционной точке зрения и признавал существование разных этапов в
истории, в отношении которых оценка меняется, высоко оценивал миссию буржуазии в
прошлом и роль капитализма в развитии материальной мощи человечества.
Но отрицательно он предшественник коммунизма, он отрицает
прошлое, традиции
истории, старую культуру, церковь и государство, отрицает всякое экономическое и социальное неравенство, он громит привилегированные, господствующие классы, не любит культурную элиту.
История резко разделится на две части, на
прошлое, детерминированное экономикой, когда человек был рабом, и на будущее, которое начнется с победы пролетариата и будет целиком определяться активностью человека, социального человека, когда будет царство свободы.
Эта мысль могла казаться осуждением русского народа, поскольку она обращена к
прошлому, — русский народ ничего великого в
истории не сотворил, не выполнил никакой высокой миссии.
Но Олимпия, в которой я не отрицаю ее ума и связей, все-таки очень шлепнулась с тех пор, как она в свой
прошлый приезд хотела развести
историю с этими высеченными болгарами.
— Смотрите — о
прошлом ни полслова!.. Держите ухо востро. Сочините какую-нибудь жалостную
историю насчет любви и помните, что вы круглая сирота… Поняли?
Высший культурный слой, не имевший крепких культурных традиций в русской
истории, не чувствовавший органической связи с дифференцированным обществом, с сильными классами, гордыми своим славным историческим
прошлым, был поставлен между двумя таинственными стихиями русской
истории — стихией царской власти и стихией народной жизни.
— Почему? — повторил он вопрос. — С вами, господа, говорит в эту минуту человек, предки которого и в
прошлом, и в этом столетии послужили своему отечеству… Их имена вошли в
историю. Они были самыми доблестными сподвижниками нескольких царствований… Я это привожу не затем, чтобы хвастаться своею родовитостью, но хочу только сказать, что я имею не менее всякого другого дворянина право стоять за прерогативы своего сословия…
Созванное общее собрание было очень бурное. С Величковским на нем повторилась почти та же
история, что и с Владимиром Николаевичем на
прошлом собрании. Его заставили отказаться от должности председателя и проводили из залы вместе с неразлучной с ним Marie свистками и насмешками.